Глава 11

В заведении мадам Пимп было шумно и весело. Ватлея проводила гостя в свой будуар и отлучилась за вином. Луад, усевшись в удобное кресло, стал размышлять, как он сможет завтра объяснить Вагистаю почему упустил объект и не успеет ли проклятый менестрель навредить его, Луада, покровителю.

Но тут в будуар впорхнула Ватлея, одетая только в серьги и колье, в руках она держала два серебряных кубка, до краёв наполненных вином. Мысли Луада сразу же потекли в другом направлении…

Прошло немногим менее чесверти часа перед тем как они снова вспомнили про вино.

— Это особое вино, мне его тётка из Империи присылает, — сказала Ватлея, протягивая Луаду кубок.

Интересно, зачем присылать из Империи, если в нескольких южных вольных городах есть вина не хуже имперских, подумал Луад, но затем сообразил, что скорее всего у Ватлеи там нет родственников, а покупать вино самой накладно. Хотя Ватлея не простая весёлая девица, судя по её будуару, принадлежит к элитным «ночным бабочкам» заведения мадам Пимп.

А ведь она может знать много интересного, и не подсыпать ли ей храмового зелья, подумал Луад. Глядишь, что-нибудь расскажет…

В соседнем будуаре около небольшой дырки в стене, на обитом шёлком пуфике сидела весёлая девица Кёрва и слушала разговор за стенкой. Сперва она не могла понять, почему вдруг Ватлея стала рассказывать своему клиенту, что она работает на третий стол магистрата, потом догадалась, что Ватлея перепутала кубки. Однако эту версию вскоре опроверг клиент Ватлеи, которой стал ни с того рассказывать ей, что шпионит для храма, являясь личным агентом Четвёртого Жреца Вагистая…

Да они же друг друга опоили, сообразила Кёрва и ещё крепче прижала ухо к стене.

— А ведь я думала, что сегодня плохая ночь – клиент не идёт, — пробормотала Кёрва, — а тут такая удача привалила. Завтра же мне за пересказ этого разговора мои благодетели из банковского дома отвалят полный мешочек шкелов…

***

И сподобил же Великий Куст попасть в одну смену именно с этим рабатом¹, — подумал стражник славного города Тапии по имени Корпсе. Будь командиром кто-нибудь другой, и можно было бы «для сугрева» хлебнуть чарку-другую вина. Но рабат по имени Кеха давно мечтал стать самалем², как-никак внебрачный сын куина, правда от рабыни, вот и выслуживается, сволочь, — продолжал думать Корпсе. — И спрашивается, ну что может произойти на посту между крепостной стеной и концом улицы жрецов, где и днём-то никто не ходит, кроме внезапной проверки самара³? Недаром на этот пост самар отправляет провинившихся, оставляя подобным образом без «законного» приработка, и попустил же меня Великий Куст опоздать на утреннее построение. Да ещё этот Кеха, чтоб его…

Между крепостной стеной и домами послышались неторопливые шаги. Вслед за шагами стражники услышали пьяную песню полупристойного содержания и девичье хихиканье. «Не иначе, какой-то иноземец заблудился» успел подумать Корпсе и мрачно представил как Кеха, вместо того, чтобы отнять кошелёк и отправить чужака восвояси, задержит его и отволочет в кутузку, где кошелёк всё равно изымут, но уже совсем другие люди. Вот же послал Великий Куст мне этой ночью напарничка — дурак, да ещё и честный, успел подумать Корпсе перед тем, как в круг света от уличного фонаря у поста стражников вступили трое.

По бокам, как пристяжные лошади в тройке, с трудом переставляли ноги под тяжестью своего спутника две девицы не старше четырнадцати лет. Спутником же был маг в мантии, забрызганной снизу грязью, и с золотым жетоном на шее.

Этих не задержишь – себе дороже, — подумал Корпсе и взмолился Великому Кусту, чтобы Кеха, будь он неладен, не вздумал не к месту соблюдать законы, а то ведь за компанию достанется, когда наутро придут представители из гильдии магов, хуже которых только банкиры и куины…

Но Кеха очень хотел стать самалем, и ему лишние проблемы тоже были нужны, как Великому Кусту древоточцы, так что он не стал изображать неподкупного представителя закона и согнулся в подобострастном поклоне. Компания из двух девиц и мага проследовала мимо поста, не проронив не слова, и скрылась в темноте. Ух, пронесло, — успел подумать Корпсе прежде, чем из темноты вынырнули обе девицы, но уже без мага.

— Помогите поднять нашего друга, а то он, кажется, совсем устал, — произнесла одна из них, на вид побойчее.

— Разумеется, — опередив Кеху, который пытался что-то сказать, произнёс Корпсе, уже предвкушающий, как в процессе оказания помощи кошелёк мага «случайно» упадёт на мостовую, а там…

— Идите, стражник Корпсе, и помогите уважаемому магу, — со злостью в голосе произнёс Кеха и уточнил:

— Но не долго.

— Слушаюсь, господин рабат, — вытянувшись в струнку, отчеканил Корпсе и нырнул в темноту…

***

«Хорошо, что второй не пошёл» поблагодарила всех богов Ребана, аккуратно вынимая кинжал из ножен, закреплённых под рукавом на левой руке, и готовясь метнуться вперёд, к фигуре идущего впереди стражника. «Только бы Ноли не подвела с другим», успела подумать Ребана и, сделав быстрый шаг вперёд, догнала стражника, оттолкнулась от земли, подпрыгнула вверх и схватила Корпсе левой рукой за подбородок. Бывшая ученица воровской гильдии ловко провела кривым, острым, как бритва, кинжалом по горлу стражника.

Корпсе перед смертью успел схватиться за перерезанное горло, что-то прохрипел и рухнул на спину, придавив юную девицу.

— Какой же тяжёлый, гад, — простонала Ребана, спихивая с себя тело, — только бы Ноли ничего не напортачила…

Но Ноли напортачила. Когда стражник и её хозяйка скрылись в темноте, она вместо того, чтобы заболтать рабата, как это было обговорено ранее, запаниковала, выхватила из рукава кинжал и метнула его в Кеху.

Кинжал попал в металлический нагрудник и со звоном упал на мостовую. В первый момент Ноли и Кеха уставились друг на друга, не понимая, что происходит. Затем до Ноли дошло, что ситуация развивается по сценарию, который господин менестрель описал как «… и не вздумай накосячить, а то тебя будут очень долго бить, и возможно, даже ногами».

Сообразив, что самое плохое уже произошло, Ноли не закричала только потому, что у неё внезапно пропал голос, и не убежала потому, что от страха у неё отнялись ноги. Когда первая волна ужаса у начинающей коммандос схлынула, она попыталась выхватить второй кинжал из другого рукава, но этот приём плохо ей давался даже на тренировке, при свете дня, а уж ночью и при таких обстоятельствах тем более…

Увидев, что девица судорожно разрывает свой правый рукав, Кеха (а он не был таким дураком, как о нём думал уже покойный Корпсе), сообразил, что происходит, обнажил меч и шагнул к Ноли. Та, увидев приближающегося к ней стражника, прекратила судорожно рвать рукав, зажмурила глаза, рухнула на пятую точку и замерла.

— Так, эта пока не опасна, — подумал рабат. — А где вторая, и куда делся маг? Кеха взмахнул мечом, намереваясь ударить им Ноли плашмя по голове и оглушить её, чтобы двинутся за второй. Но тут из темноты со свистом вылетела стрела, пробила кольчугу стражника и вошла ему под левую лопатку…

— Всё-таки накосячили, — произнесла появившаяся из темноты белая фигура голосом господина менестреля. — Ну, Ноли понятно, но уж ты, Ребана? Кстати, куда делась эта девчонка?

— Не извольте беспокоиться, господин капитан, — раздалось из темноты, — второго стражника она завалила, да его труп её придавил. Тяжёлый, гад, никак не могла из-под него выбраться, пока мы не помогли.

— Ну и городок, — подняв руки к небу, патетически произнёс Голушко, — одна забывает всё, чему её учили, другой, стражник, даже после смерти на девиц падает…

— Господин менестрель, а моя сестра…, — начал было возникший из темноты Ребел, который до этого изображал неподвижный столб.

— Ладно, двоим одеться стражниками, остальные — за мной, — приказал Степан и двинулся вглубь Золотого квартала…

***

Особняк жреца Вагистая, как и все остальные дома на улице жрецов, был окружён высоким забором из красного кирпича. В небольшой деревянной надвратной башенке, напоминающей Голушко пулемётную вышку, постоянно дежурил охранник. Для целей обороны это сооружение, лишь немного возвышающееся над двухметровым забором, особой ценности не представляло. Зато находившемуся там охраннику в свете масляного фонаря были видны все, кто подходил к воротам или шёл мимо. Этот же фонарь освещал ту часть общей ограды особняков, которая отделяла «скромное» жилище Четвёртого Жреца от улицы.

— Незаметно не пройти, — тихо констатировал Степан и, повернувшись к Хиир, спросил:

— Сможешь убрать того парня?

— Попасть-то я попаду, да вдруг он упадёт не туда – шум будет, — ответила командир подразделения арбалетчиков вольной роты «Гвардия Валинора», — тут в обход надо.

— Кто живёт рядом? — повернувшись к Ребелу, спросил Голушко.

— Слева – Первый Жрец, — ответил маг-семикустник, — но к нему лезть не советую – он настолько жалостлив, что собрал у себя во дворе всех бездомных собак. У него их, наверное, уже штук сто.

— А почему они на нас не лают? — удивилась Хиир.

— Мы просто подошли недостаточно близко, — пояснил Ребел, — а вот если пройти забор Вагистая…

— Так, что у нас справа? — перебил его Голушко.

— Справа у нас скромное жилище помощника казначея храма Великого Куста, — несмотря на обстоятельства, когда речь заходила о его религии, маг-семикустник начинал вещать торжественным тоном — Сей скромный муж…

— Охрана у сего скромного мужа есть? — несмотря на то, что Степан прошептал эти слова, всем было понятно, что «господин менестрель» еле сдерживается.

— А зачем? — вопросом на вопрос, в лучших традициях семикустников ответил Ребел. — Деньги сей почтенный муж хранит в банке, окон на первом этаже нет, на втором этаже – решётки, дверь крепкая, да и ещё кусты колючие вдоль забора – ни один грабитель не сунется.

— А кусты проходимые? — уточнил Голушко.

Ребел хотел уже что-то ответить, но тут его опередил «капитан» Билко:

— Господин менестрель, сэр, мы с ребятами и не в такие дома в своё время влезали, нужно только крепкую верёвку над забором натянуть и по ней через кусты перебраться

— А как ты её натянешь, Билко? — спросил Степан.

— Есть способ, — ответил «капитан», и уточнил, понизив голос:

— Мы с ребятами хотели побродить немного в последнюю ночь перед отъездом и всё необходимое у нас есть.

— Тогда думаю, не будет ничего плохого, если вы с ребятами побродите по дому Вагистая сегодня ночью, — сказал Голушко тоном вельможи, который отдаёт войскам город на разграбление.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Билко и пробормотал под нос:

— Ну точно, младший принц…

***

Перелезть через два забора любителям ночных прогулок по чужим дворам и присоединившимся к ним оказалось не сложно. Зацепив кошкой за ствол растущего в саду дерева, злоумышленники приставили к забору длинную жердь,укрепили её нижний конец в земле, а к верхнему привязали верёвку.

Второй забор преодолели даже проще, чем первый – в саду помощника казначея храма Великого Куста нашлась отличная лестница. Оказавшись на территории противника, бойцы «Гвардии Валинора», аккуратно, стараясь не шуметь, начали перебираться к входной двери дома.

— А вы могли бы и не идти в обход, — раздался громкий шепот с надворной башенки.

Проникшие на чужой двор замерли и посмотрели в сторону башенки. На ней вместо охранника находилась женская половина отряда, которую по приказу «господина менестреля» оставили на улице «следить за шухером».

— Что вы там делаете? — изумлённо спросил Голушко.

— Стоим, — пояснила Хиир.

— Логично, — согласился Степан, и уточнил:

— А охранник где?

— Спит, — весело ответила Хиир, — он так устал вчера…

— Не меньше полутора, а то и два кувшина вина, — уточнила Ребана.

— …что до утра проспит, — закончила Хиир.

— Ладно, Хиир на месте, изображает охранника, остальные ко мне, — распорядился Голушко и, повернувшись к остальным, скомандовал:

— Маги обеспечивают подсветку, сержант Билко – вышибает эту дверь.

— А зачем вышибать, у нас же специалист есть? — искренне удивился Билко и приказал:

— Прауд, займись.

Щуплый невысокий мужчина достал из своего мешка небольшую тряпицу и стал на неё выкладывать инструмент. Затем, приложив к двери нечто похожее на стетоскоп, аккуратно по ней постучал, после чего, повернувшись к Билко, негромко произнёс:

— Крючок бугор, придётся повозиться.

После чего Прауд достал из мешка коловорот, закрепил на нём сверло и начал сверлить деревянную дверь. Голушко, внимательно наблюдавший за его действиями, искренне удивился, что патрон для сверла оказался весьма похож на его земной аналог.

Прауд просверлил отверстие, отложил коловорот на тряпицу и взял с неё металлическую трубочку, в которую была продёрнута бечевка с привязанным к одному из концов крючком-тройником. Вставив эту конструкцию в просверленное отверстие, Прауд начал стравливать бечевку и затем резко дёргать её, то вынимая, то пропихивая трубочку подальше. После седьмой попытки ему, наконец, удалось подцепить тройником крючок.

— Приготовьтесь! — тихо сказал Прауд и дождавшись, пока Билко с ещё несколькими бойцами располагались с обнажёнными мечами возле двери, резко потянул бечевку, и дверь открылась.

— Вперёд! — тихо прошипел Голушко, на чём его участие в штурме дома Четвёртого Жреца Великого Храма и закончилось.

Билко, как и те, кто пришёл в «Гварлию Валинора» вместе с ним, судя по всему хорошо были знакомы с техникой грабежа. Их слаженным действиям могли бы позавидовать и бойцы СОБРа, не говоря уже об остальных бойцах вольной роты. За весь штурм только Ребана успела один раз метнуть нож в какого-то появившегося словно из-под земли охранника. Остальных жителей дома Вагистая Билко и его люди зарубили раньше, чем те успели сообразить, что происходит, а некоторые не успели даже проснуться…

Штурм прошёл более, чем успешно, но ни Вагистая, ни младшей сестры Ребела в доме не оказалось.

— Облом, — прокомментировал ситуацию Голушко, который шёл позади всех, стараясь при этом не наступать в кровь.

— Уважаемый коллега, — ехидно начал Диргиниус, — Вы не подскажете, во имя какой конкретно ветви Великого Куста мы только что отправили к нему пятнадцать человек?

— Шестнадцать, — поправил его Билко, вытирая меч о шёлковую штору.

— Я уверен, что моя сестра здесь. — ответил Ребел и нервно дёрнул плечом.

— Ну вот, такую хорошую ткань на платье испортил, — проговорила Ноли, срывая с окна вторую портьеру, и с укором бросила Билко:

— Мужлан.

— Да что ты тряпки собираешь? — удивилась вышедшая из-за угла Ребана, — тут столько золота и серебра, я одна не справляюсь…

— Что значит одна?! — возмутился Билко, — мы с ребятами…

— Значит так, грабёж отставить, то есть отложить, — твёрдо пресёк несвоевременное мародёрство Степан, — мы здесь вообще-то по другому вопросу. Вот сделаем дело, хоть весь дом по камешкам разберите, а сейчас нам следует найти сестру нашего друга.

— Вечно у этих благородных сложности, — проворчал под нос Билко и первый отправился искать сестру Ребела.

За ним потянулись и остальные, но ни Куандуку, ни Васгистая после почти часа поисков (периодически прерываемых на мародёрство) «Гвардия Валинора» так и не нашла.

— Это уже полный облом! — сказал Степан, после того как все вновь собрались в одной из комнат, и прислонился к одной из стен.

Именно в этот момент в противоположной стене открылась дверь, и из образовавшегося проёма в комнату шагнула фигура. Увидев собравшихся в помещении, человек от неожиданности замер, а затем… затем умер, ибо избыток железа в организме вреден – тем более избыток в виде ножа, который метнула Ребана.

***

— А вот попробуйте стерлядь, Ваша Святость, — угодливый тон и подобострастный поклон плохо сочетались с внешностью говорившего – косая сажень в плечах и лицо, с которого можно было бы писать портрет благородного воителя.

— Ой, смотри, Кангелан, доиграешься – рыба-то недозволенная для всех истинных сынов и дочерей Великого Куста… — лениво промычал Вагистай.

— Так свининка-то тоже недозволенная, а вы её вчерась изволили откушать, да ещё и добавки просили, — всё так же подобострастно ответил Кангелан.

— Так то верным сыновьям и дочерям Великого Куста не дозволяется, —пошутил Четвёртый Жрец храма, и уже другим, полным злобы, голосом произнёс:

— Чего стоишь! Пять минут уже истекли, а наша гостья замёрзла. А ну согрей её!

Заплечных дел мастер никак не отреагировал на выпад в свой адрес, спокойно дождался, пока последняя песчинка упадёт из верхней сферы песочных часов в нижнюю, и только потом взял из жаровни раскаленный металлический пруток и приложил его к левому плечу девушки. Куандука взвизгнула и попыталась отшатнуться от раскалённого железа, но ей это не удалось – она была прикована цепями к стене подвала так, что растянутые руки и ноги не позволяли ей пошевелиться.

Могла ли себе представить молоденькая девушка, принадлежащая к кругу «золотой молодёжи» города Тапии, ещё вчера с гордостью демонстрировавшая подружкам свой золотой жетон, что её, верную последовательницу Великого Куста, будут избивать плетью и жечь железом за вероотступничество?

— Ну-ка ты, язычница кустопротивная, признавайся в своих прегрешениях! — сказал палач, кладя металлический пруток обратно в жаровню.

— Признаю, признаю, Ваша Святость, сало ела, и стерлядь ела, и сама и… — запричитала, обливаясь слезами, Куандука, но Вагистай её перебил:

— Как-то ты неубедительно каешься, — закусывая пиво стерлядью, лениво проговорил четвёртый жрец. — Да и не интересует меня это. И на других свою вину не перекладывай, а лучше рассказывай, как порчу на деревянный квартал наводила…

— Извините, Ваша Святость, — удивился заплечных дел мастер, — а почему на деревянный квартал?

— А где народ болеет и мрёт чаще всего? — спросил Четвёртый Жрец, и сам себе тут же ответил, — в деревянном! Порча? По-о-орча…

— Так они же там вроде от голода мрут! — вновь не выдержал палач, который сам был выходцем из тапийских трущоб.

— Потому и голод, что порча, — пояснил Вагистай, с аппетитом жуя кусок копчёной свинины. — А не смогли мы снять её лишь потому, — тут Четвёртый Жрец остановился, чтобы отхлебнуть из кружки пива, — что порчу наводила дочь куина. А кровь куина – это вам не хухры-мухры! Тут пока ведьму не сожжёшь – толку не будет.

— Как вы мудры, Ваша Святость! — льстиво заметил Кангелан, — сразу порчу определили. А ведь ведьма может быть и не одна! Вот народу сколько в прошлый год от поноса кровавого перемёрло!

— Не одна, говоришь? — задумчиво спросил Вагистай, — ну что же, если ростовщики не пожертвуют храму на снятие порчи, то тогда точно не одна, а коли пожертвуют, так ведьма из куинов могла и одна управится.

Пододвинув к себе большую лохань с икрой, Вагистай огляделся вокруг в поисках хлеба и не нашёл его. Обратив свой взор на Кангелана, Четвёртый Жрец храма грозно спросил:

— Хлеб где?

— Сию минуту, Ваша Святость, — пролепетал Кангелан, и уже бросившись вверх по лестнице, добавил:

— Сейчас всё будет-с…

Он открыл тайную дверь из подвала и наткнулся на толпу вооружённых людей. Перед тем, как получить клинок в шею, Кангелан успел подумать: «Сходил за хлебушком…».

***

Не успело ещё мёртвое тело упасть на дорогой имперский ковёр, как «господин менестрель» с криком: «За мной!» бросился в открывшийся проход. К сожалению для Голушко, он не смотрел под ноги, оступился и кубарем полетел вниз, пересчитывая каменные ступени. Рядом с ним, звеня и высекая искры, летела выпущенная им из рук сабля…

Приземлился Степан на что-то мягкое, тёплое и шелковистое на ощупь. Не успел Голушко сообразить, что с ним произошло, как услышал сзади девичий вскрик: «Ой!», и на него что-то упало. Это что-то витиевато выругалось голосом Ребаны и попыталось слезть со спины Голушко, но не тут-то было. Второе девичье «Ой!» прозвучало почти сразу после первого, и на многострадальную спину упало ещё что-то. Оно, правда, не ругалось, а поминало Великий Куст всуе голосом Ноли…

Когда Степан всё же сумел выбраться из-под двух девичьих тел, его взору предстала следующая картина. Подвальное помещение в лучших традициях дизайнерской мысли было разделено на две зоны. Зона ближе к лестнице представляла хаотичное нагромождение ковров, всевозможной мягкой мебели, шёлковых покрывал и разбросанных там и сям разноцветных парчовых подушечек. Другая половина была оформлена в мрачном готическом стиле. Ржавые цепи, свисающие со стен и потолка, несколько коптящих факелов, жаровня, где на раскалённых углях грелись металлические пруты, а также небольшой деревянный столик с набором неприятных орудий заплечных дел мастера. Сам мастер лежал у входа со стилетом в горле. Но наибольшее впечатление на Голушко произвела красивая обнаженная девица со следами истязаний, прикованная к стене.

Не успел Степан рассмотреть прелести девицы, как слева от него послышался стон. Голушко повернул голову и увидел, что рядом с бесформенной фигурой, закутанной в шёлк, замерли Ребана и Ноли. Ребана, стоявшая справа, замахнулась ножом, а Ноли, находившаяся слева, занесла для удара ножку от сломанного стола. Фигура в шелках простонала ещё раз, с трудом оторвала голову от имперского ковра и едва разлепила глаза, так как её лицо было вымазано чёрной массой.

В этот момент «на сцене» наконец появились остальные бойцы вольной роты «Гвардия Валинора». Часть из них, ощетинившись мечами, ворвалась в помещение, но, не обнаружив достойного противника, принялась «изучать» всё, что плохо лежало на имперских коврах. Вторая волна наёмников, в отличие от первой, повела себя более адекватно – двое бойцов подхватили за руки фигуру и рывком поставили её на ноги, а остальные, отступив к стенам, застыли с мечами наголо…

Присмотревшись, Голушко понял, что, во-первых, это был мужчина, а во-вторых, чёрная масса у него на лице была не чем иным, как зернистой икрой. Степан перевёл свой взгляд на прикованную цепями девушку, затем снова на мужчину, одетого в шёлковый халат, и спросил, чувствуя себя полным идиотом:

— И кто из вас Куандука?

— Ну не он же, — сказал входящий в подвальное помещение Диргиниус, указывая на мужчину с икрой на лице.

— В таком случае, — глубокомысленно начал Степан, — методом исключения можно прийти к заключению, не обращая внимания на некоторую вероятность ошибки, и экстраполировав имеющиеся данные…

— Ты сам понял, что сказал? — перебил его Алак.

— Не совсем, — честно признался Голушко, и добавил:

— Но у нас учитель так говорил.

В этот момент прикованная цепями девица заговорила светским тоном, затем всё более и более переходя на истеричный визг:

— Прошу прощения, что отрываю вас от столь интересного философского диспута, но не соблаговолят ли господа избавить меня от этих жутких цепей, вместо того, чтобы разглядывать меня недостойным образом?!

После её тирады в подвальном помещении установилась тишина, которую прервало появление Ребела и его крик:

— Куандука! Родная! Ты в порядке?

Увидев, в каком состоянии находится его младшая сестра, маг-семикусник спросил:

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Да, — ответила Куандука, — сними с меня эти цепи.

Тем временем мужчина в шёлковом халате наконец стёр с лица чёрную икру, и Ноли опознала в нём того самого жреца, который отправил её на невольничий рынок. Секунд десять Ноли просто молча стояла и смотрела на Вагистая, а потом все узнали, что она очень хорошо научилась метать ножи, просто раньше ей не очень хотелось попадать…

Вынув лезвие из горла Четвёртого Жреца, Ноли уселась на его живот и, уткнувшись лицом в колени, зарыдала. Сквозь рыдания до присутствующих доносились отдельные слова:

— Он меня… в ванну с кровью и молоком…, а сам икру лопает запрещённую… Да как он… смел… так со мной поступить! Я всегда… веру соблюдала… а этот… жрец… запрещённое… а я… все, все службы в храме всегда посещала…, и все, все посты… И этот… меня в рабство… Не считаю я себя отлучённой от благодати Великого Куста…

— А я больше в Куст не верю, — ледяным голосом проговорила Куандука, всё ещё закованная, так как ей пытались оказать помощь одновременно четыре бойца, что очень мешало освобождению из цепей.

После этих слов своей младшей сестры Ребел, пытавшийся до этого прикрыть её наготу какой-то шёлковой тряпкой, отскочил от неё, как от прокаженной.

— Как ты смеешь так говорить о Великом Кусте! — вскричал маг-семикустник.

— Говорю, как думаю, — ответила Куандука, — Пара часов в цепях в этом подвале избавит любого от заблуждений!

— Видеть больше тебя не хочу, вероотступница! — заорал Ребел и направился было к выходу из подвала, но Диргиниус его остановил:

— Уважаемый коллега, вероятно, забыл, что золото он получает не от Великого Куста, а от… — тут Алак на мгновенье замолчал, взглянул на Голушко и продолжил:

— … господина менестреля. Так что он никуда не пойдёт, а будет выполнять свои обязательства, иначе…

— Не такой уж ты святоша, братик, — зло рассмеялась Куандука, которую, наконец, освободили от цепей. — Не знаю, какие ты обязательства на себя взял, но клянусь своей бывшей верой, Великому Кусту они бы точно не понравились…

***

На следующий день на рыночной площади города Тапии, точнее, на том месте, что осталось после пожара, собралась большая толпа. За закрытыми дверями магистрата явственно слышалось какое-то шевеление, однако к народу никто не выходил.

— Сколько можно! — доносилось из толпы. — Как налоги драть – так не спрячешься от них, а как такое дело случилось, так никого нету!

— Ой, вы слышали? — шептались в толпе. — На улице жрецов бандиты семь домов разграбили, пять жрецов убили.

— Не пять, а восемь.

— Говорят, Вагистай обещал живьём кожу содрать с нечестивцев.

— Как же он это сделает, если его первого прихлопнули?

— Люди, люди слыхали! — тапиец уже не мог сдерживать переполнявшие его чувства даже не смотря на страх перед стражей и, запрыгнув на какую-то бочку, обратился к народу:

— Купцы иноземные сбежали! Все как есть – ночью ушли!

— Да ты брешешь! — возмутился в ответ какой-то ремесленник из толпы и пояснил:

— Я сам на Медной улице живу, когда сегодня сюда шёл, всё было как обычно, это у вас в Золотом квартале этой ночью опять учудили.

Какой-то благообразный старичок нервно теребил посох и пытался что-то сказать. Наконец, не выдержав, он обратился к нескольким ремесленникам, стоящим возле него:

— Поверьте старому Джитбугу. Я повидал жизнь и был не в одном вольном городе. Даже в Империи пару раз приходилось бывать. Нас, семикустников, из-за того, что мы поклоняемся истинному богу, нигде не любят. И случись такая ситуация, как сейчас, в любом другом городе, я бы сказал, что будет погром.

— Какой погром? — рассмеялся в ответ слегка подвыпивший стражник, который явно был не на службе и поэтому позволял себе общаться с народом не как должностное лицо. — Кто будет громить? Стены крепкие, ров глубокий, ворота железом обиты, да нас ни одно войско не возьмёт.

Молодой ученик мелкого торговца, проходивший мимо, из озорства решил съязвить:

— А Сну как же, да защитит нас Великий Куст? Что есть город, что нет города… — и поняв, что его не воспринимают всерьёз, тихим угрожающим голосом спросил:

— Про подмётные письма слыхали?

— Тогда точно будет погром, — уверился Джитбугу и со словами «Пошёл собираться в дорогу» двинулся прочь с площади…

Поделиться: