Блестящий камушек в ручье Дозабелда заметила сразу.

«Пирит, наверное», — подумала она и нехотя опустила руку в воду. Вода была очень холодной, но дисциплинированная дочь защитника Белого Дома знала точно, что если начал что-либо делать, то обязательно доводи до конца, поскольку, бросив на полдороге начатое однажды, можно потом вообще перестать доводить начатое до конца, постоянно находя себе какое-нибудь оправдание. Сжав зубы, она нащупала на дне странный камень и очень быстро вынула его из воды. Несмотря на небольшие размеры, камень оказался необычайно тяжёл.

«Как интересно, а свинец бывает жёлтым?» — задала себе вопрос Дозабелда и решила попробовать расколоть странный камень, чтобы посмотреть, что у него внутри. Положив его на большой, отполированный водой кусок гранита, она вынула из ручья крупный голыш и ударила им по странному камню. Сперва девушка била несильно, но странный камень упорно не хотел разбиваться, и ей пришлось постепенно увеличить силу ударов. Когда и это не помогло, она взяла объект своих экспериментов в руку и снова внимательно осмотрела. Предмет имел явные следы сплющивания, из чего Дозабелда сделала вывод, что, во-первых, он металлический, а во-вторых, цельный.

— Не знаешь, что это за блестяшка такая? — спросила она Иллана, который, как и положено охраннику, изображал статую рядом с ней.

— Я могу ошибаться, но это очень похоже на золото, госпожа, — ответил ей оглашенный и с нескрываемым интересом начал осматривать дно ручья. Заметив в глазах подчинённого нездоровый блеск, Дозабелда решила, что раз процесс невозможно остановить, то его нужно возглавить и, не став дожидаться, когда золотая лихорадка затмит разум бывшего бандита, быстро произнесла: — Иллан, нужно немедленно бежать в лагерь за лопатами, мисками и вообще всем, что может нам пригодиться. Бог явил нам свою великую щедрость, и будет очень большим грехом не принять у него этот дар.

— Хорошо, госпожа! Я запомнил сюда дорогу.

Больше всего юная проповедница опасалась двух вещей. Если золота, кроме этого самородка, не оказалось бы вовсе, то это подорвало бы её авторитет как жрицы и выставило бы Господа жадиной. Но ещё хуже было бы, если б золота оказалось слишком много. В этом случае с россыпи стало бы просто невозможно уйти, и они могли бы застрять здесь надолго. К счастью, золото в земле рядом с ручьём было, но не в той концентрации, при которой старательский хлеб можно было бы счесть слишком лёгким. Чтобы не переносить лагерь со столь удачно выбранного места, на импровизированном прииске решено было работать вахтовым методом. Ну, а чтобы никто не был обижен слепою удачей, всё золото стали складывать в общий котел и решили не подвергать дележу до тех пор, пока не достигнут тех мест, где возможно будет получить за него настоящую цену.

— Никогда не думала, что добывать золото так тяжело, — сказала Линна, отработав две полные смены на промывке породы.

— Работать вообще тяжело, — ответила ей Дозабелда, снимая с натянутой между двух молодых сосен толстой лески отстиранный перевязочный материал.

— Я думаю, это из-за того, что здесь мало золота, а вот там где его действительно много, оно, наверное, под ногами лежит, и от земли его отмывать не надо.

— В хранилище королевской казны так, наверно, и есть, но в природе такого счастья, увы, не бывает.

— А жаль!

— Если б было, то золото бы не стоило ничего.

— Почему?

— Оно дорогое как раз потому, что мало встречается где, и добыть очень сложно, а то, что легко достаётся, и стоит немного. Таков закон рынка.

— Какого рынка?

— Рынка вообще.

— Мы с папой ездили в город на рынок, но я не слышала, чтобы на нём были какие-то особенные законы.

— Это не тот закон, который пишут люди для того, чтобы потом по нему жить, а тот, который существует изначально независимо от них и действует даже когда они о нём не знают.

— И почему ты постоянно так мудрёно говоришь? Впрочем, вы, жрецы, все такие, — с этими словами Линна зевнула и, устроившись на своей личной шкуре под общим туристическим тентом, заснула глубоким спокойным сном человека, хорошо сделавшего нужное дело.

Семь дней Аэриос метался в бреду, находясь между жизнью и смертью. Его рана гноилась, и Дозабелде пришлось трижды снимать с неё швы, промывая отваром из чистотела. Дважды в день она меняла компрессы из настоя сушёных плодов шиповника, но состояние раненного не улучшалось. На восьмой день, когда больной ненадолго пришёл в себя, она достала из своей походной аптечки взятый из Москвы сумамед, заставила его принять одну таблетку. К величайшему разочарованию Дозабелды, жар на следующее утро не спал, но Аэриос был весь день в сознании. На десятый день она скормила больному последнюю третью таблетку со словами:

— Теперь молись! Больше я ничем помочь тебе не смогу.

И Аэриос стал молиться. Вначале он пробовал молиться богам своего народа, но, так как верил в них не особенно сильно, то быстро решил обратиться в инстанцию понадёжнее. Молиться керсутским богам, многократно в течении года получавшим от смертных кровавые жертвы, было противно, и он обратил свой мысленный взор к Саваофу. Сперва он пытался выяснить у матушки Ираиды, какие именно заклинания нужно произносить, обращаясь к единому Богу, но Дозабелда, видимо, находившаяся не в лучшем расположении духа, рявкнула на него:

— Бог не демон, чтобы его заклинать! Он отец наш небесный!

Поражённый таким ответом, Аэриос сперва впал в некоторое смятение, а после решил попросить совета у рабы божией Агриппины, которая в то время, когда все остальные просто слушали проповеди Дозабелды, не только слушала, но и записывала их. Линна с радостью объяснила, что к Богу нужно обращаться своими словами как к любящему отцу или особыми, придуманными святыми людьми, молитвами.

— Если молишься Богу один, то можно и так, и эдак. Важно, чтобы от сердца молитва шла. А когда молятся вместе, то тут берёшь молитвослов и читаешь, чтобы всем одно и тоже господу говорить, — сказала она и, чуть погодя, добавила: — Можешь, если просишь чего, пообещать Богу жертву, только наш Бог особые жертвы берёт.

— Какие?

— Приюти нищего, накорми вдовицу! Вот жертва, которой от вас желает Господь! — процитировала она святое писание.

— Но тут нужно быть осторожным, — продолжила она наставлять Аэриоса на путь истинный, — нельзя давать денег тому, кто способен использовать их во зло как себе, так и окружающим. Например, нельзя давать денег пьяницам, так как те их пропьют, заядлым игрокам в кости, поскольку те их, скорее всего, проиграют, любителям посещать бордели, так как блуд -страшный грех, губящий бессмертную душу. И главное — Бог не станет помогать тому, кто не встал на путь избавления от греха, кто намерен как прежде красть, врать, убивать и распутничать. Не делай другому то, чего не желал бы себе.

— Я рыцарь и служу своему королю, а рыцари убивают!

— Враги короны — это враги короны, но рыцари иногда убивают ни в чём не повинных людей.

— Я этого никогда не делал!

— Что ж, ты, пожалуй, ближе к Господу, чем многие другие. Молись! Ибо сказано: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».

Возможно, использованный Дозабелдой, хоть и не предназначенный для лечения гнойных ран, но, безусловно, сильный антибиотик справился с патогенной микрофлорой, или же Бог внял робким молитвам рыцаря, однако скоро Аэриос пошёл на поправку. Жар спал, отек и нагноение прекратились, и рана начала заживать. Ходить, впрочем, не было никакой возможности, и это в свете полученных им донесений особенно угнетало главу киратской разведки. Он должен был сообщить о заговоре королю, но не знал, как это сделать.

— Матушка Ираида! Когда я смогу ездить верхом? — спросил Аэриос, старательно изображая глубокое почтение на своём лице.

— Какая я тебе матушка? Меня называют матушкой, когда я исполняю священнические обязанности. И не надо, дитятко, делать такое благоговейное лицо. Как будто я не знаю, как ты на меня смотришь, когда думаешь, что на тебя никто не глядит.

— И как я смотрю на тебя?

— С вожделением!

— Это плохо?

— Зависит от серьёзности ваших намерений, сэр рыцарь!

— Это как?

— Я девушка честная, и внебрачных связей иметь не намерена.

— А брачных?

— Все женщины хотят выйти замуж.

— Моей женой может стать не всякая женщина.

— Тогда перестань пялиться на меня, как кот на сметану! Найду себе жениха благороднее вас, сэр рыцарь. Не надо так на меня ехидно смотреть! Сказала найду, — значит, так и будет!

— И всё же, когда я смогу ездить верхом?

— Не скоро!

— Мне нужно в Кират! Дело государственной важности!

— Ну да, всё бросить и вашу милость на руках в Кират отнести? Перебьёшься!

— Пятьсот золотых!

— Вот с этого и начинать нужно было. Большая сумма, она у тебя действительно есть?

— С собой нет, но король заплатит!

— Он сам тебе это сказал?

— Во-первых, я состою у него на службе, а во-вторых, он мой родственник.

— Даже так?

— Нет, я посещаю соседнее королевство, а после бегаю от его тайной стражи исключительно для развлечения.

— Ты шпион?

— И это тоже!

— И знаешь, кто может купить золотой песок по хорошей цене?

— И много вы нашли золота?

— А может, тебе ещё дать ключ от дома, где деньги лежат?

— Мне нужно знать, чтобы не ошибиться с тем, к кому вас послать.

— Мортагскую пинту.

— Тогда идите сразу на королевский монетный двор. Заплатите за услуги литейщиков и чеканщиков и получите назад своё золото звонкой монетой.

— Разумно. А неудобных вопросов нам задавать там не будут?

— Будут, но я научу вас, как на них отвечать.

— Я так понимаю, нам нужно срочно сниматься с места и отправляться с вами, сэр рыцарь, по королевским делам?

— В ничейных землях и без золота находиться очень опасно, а с пинтой золотого песка я бы тут и на день лишний не стал задерживаться.

— Учитывая, что мы россыпь уже всю практически выбрали, действительно лучше не рисковать.

То ли Бог был милостив к своим новым последователям, а может просто им повезло, как обычно везёт всем новичкам, но копать грунт для промывки они стали, как выяснилось потом, в самом правильном месте. Выбрав в старом русле ручья всю богатую россыпь до последней крупинки, они стали промывать грунт, лежавший вокруг, но уже в каких-то трёх метрах от обнаруженного ими месторождения содержание золота становилось ничтожным. Горячий энтузиазм первых дней после двух недель работы впустую постепенно угас, и когда на вечернем совете Дозабелда сказала, что Бог зовёт их в поход для свершения благих дел, предложение сняться с места не вызвало у паствы никаких возражений.

Большой грузовой фургон, запряжённый парой тяжеловозов, медленно плёлся в конце обоза. Натянутый на деревянные дуги туристический тент придавал ему сходство с повозками покорителей дикого запада, но повешенные вдоль бортов большие обитые кожей и железными полосами щиты выдавали его принадлежность к совершенно иной эпохе. В фургоне прямо на мешках с копчёной рыбой были постелены шкуры и, кроме Аэриоса, находилась также почти вся женская часть молодой церкви единого Бога. Когда-то в пору своей ранней юности, когда он уже был достаточно взрослым, чтобы иметь интерес к особам женского пола, но ещё недостаточно вырос для более близкого с ними общения, будущий рыцарь мечтал, уничтожив злого дракона, получить не слишком тяжёлую рану и лежать в пещере убитого в окружении пары десятков спасённых принцесс. Впрочем, в скором времени совершив очередную невинную, как ему тогда казалось, шкоду, подрастающий отрок был в качестве заслуженной кары определён оруженосцем к не так давно получившему цепь и шпоры Арсо из Буртса. Человек он был не благородного происхождения, но служивший верой и правдой во славу короне всю свою жизнь. Так как род его службы считался среди людей благородных отчасти позорным и недостойным дворян, то Аэриос первое время был убит горем от необходимости быть в услужении у этого человека. Впрочем, скоро здоровое юношеское любопытство и желание не позволить служившим в ведомстве Арсо простолюдинам смотреть на него свысока привело к тому, что Аэриос, наплевав на дворянскую честь, стал в лохмотьях нищего попрошайки наблюдать за подозрительными домами, незаметно следить за купцами из далёких земель, прикинувшись подмастерьем, или же, облачившись в одеяние храмового служки, втираться в доверие к некоторым из страждущих заручиться поддержкой богов, дабы выведать у них их секреты. У него появилось много больших и малых интрижек, и он более не вспоминал о глупых детских мечтах.

«И как я тогда мог мечтать о подобном?» — задал себе вопрос раненый рыцарь и, уткнувшись на очередной кочке лицом в пышную грудь купчихи, сам ответил на него: — «Идиот!».

Находиться в узком пространстве фургона с пятью достаточно привлекательными, но совершенно не воспринимающими его как мужчину девицами было невыносимо. Совершенно не стесняясь Аэриоса, они сравнивали достоинства и недостатки охранников каравана так, как будто речь шла о породистых рысаках, и подробно разбирали вопросы, знать ответы на часть из которых мужчинам не полагалось. Постоянное чувство неловкости как в душе, так и в штанах приводило его в отчаянье. Но страшнее всего было то, что разбойница, к регулярному вниманию которой он привык и в обществе которой нуждался, сменив платье на свой нелепый дорожный костюм, предпочла ехать всю дорогу верхом.

— Ваша милость! Лежали бы вы спокойно! — раздражённо заметила раба божия Лариса, ощупывая свой бюст и, угрожающе взмахнув, словно дубиной, батоном твёрдой сыровяленой колбасы, покраснев, добавила: — Доведёте ведь до греха!

— Извините, я не нарочно, — ответил рыцарь, ощущая, как начинают гореть его уши.

— Приготовить товары к таможенному досмотру! — закричали где-то далеко впереди, и телега остановилась. Вскоре аккуратно сняв тент и убрав шкуры с мешков с хорошо прокопченными быстрицей, эльфийской рыбой и мясом добытых на охоте зверей, община вновь тронулась в путь по направлению к пункту таможенного досмотра.

Поделиться: